Автор приведённой ниже статьи поднял тему, которую в российских медиа поднимать не принято, ибо она затрагивает главное — модель «великорусского» мироощущения. Но автор статьи, несомненно, знает и ответы на свои же заданные вопросы. Хочу лишь возразить его попытке применить к России модель социального оптимизма — это бессмысленно. Прошлого уже не будет, ибо Путин возвеличен обществом совсем не за Крым, а за то, что он заранее отпустил грехи за любую ложь в словах и любую кровь на руках — а это, наряду с нефтью и газом, главные статьи российского экспорта и, главное, внутреннего потребления. Да, есть ещё ненависть — это тоже хорошо получается, экспортируется и потребляется внутри. «Сталин — не более, чем строитель великой страны! Голодомор — не более, чем неудачная украинская диета! Миллионы замученных — не более, чем мелкие ошибки на этапах большого пути. Америка — параша, победа будет наша!» — вот истинная модель «великорусского» осознания своей истории и её перспектив. И несомненное величие Путина (Жириновского) в том, что ими, наконец, окончательно сняты барьеры на пути «естественности» нации, убраны препоны для ощущения ею своего гармоничного величия — пусть величие это чудовищно по сути. Статистика демонстрирует несомненное: рейтинг лидера выше тогда, когда он наиболее отражает желания нации. И запредельный рейтинг Путина сегодня отражает то, чего нация несомненно желает, а он совершает и поддерживает. А чего желает «великорусская модель?» Ровно то, что сейчас происходит. И никакого «прозрения» в будущем не будет, ибо любое принуждение к «прозрению» будет воспринято лишь как попытка нового национального унижения, навязываемого извне, либо «пятой колонной» Да, может быть попытка каких-то либералов, когда Путин рухнет, «сделать из упырей цивилизацию», но и это обречено, ибо, опять же, противоречит естественному. Кстати, Путин (Жириновский) дали «великороссам» то, что не удавалось даже Сталину — соседнюю страну Украину, как серую зону, где каждый россиянин может безнаказанно, как в зайцев, пострелять в «братьев-славян» из современнейшего оружия — точно, как в западном кино про охоту на людей. А потом спокойно вернуться в родную Россию. При этом, кровь на его руках будет освящена ложью в телевизоре про «бандеровцев-фашистов-карателей» и регулируемым всплеском ненависти к далёкой Америке. А сам он, в архаичной традиции охоты, будет назван «патриотом». Так что, будущая «беда», о которой пишет автор, общество никогда не воспримет как расплату, а лишь как очередную попытку другого, чуждого мира унизить своё, естественное. Это невозможно изменить — от этого можно лишь отгородиться, что, видимо, и будет происходить. Облик «медведя с атомной бомбой» сменил образ «охотника на людей с айфоном» без изменения сути. И суть эту изменить невозможно. Будет лишь меняться предмет в руках.
Безнаказанность на грани провала
Алексей Левинсон, Ведомости
Когда-нибудь надо будет поставить памятник Жириновскому. Или пусть он сам себе поставит. Есть за что. Если вспомнить все, что им когда-либо говорилось и что воспринималось как немыслимое в момент выговаривания, мы увидим: многое воплотилось. Еще интереснее подумать о том, что осталось лишь сказанным, брошенным в воздух (и каким сделался этот воздух). Основное историческое значение Жириновского и его речений в том и состояло, чтобы сказать/сделать то, что нельзя (не позволяют приличия, стыд и тому подобные моральные ограничения). И это становилось «льзя», попадало в обиход политиков, которые ниже его рангом, а нередко и тех, кто выше.
Когда-то Жириновский был единственным, держал монополию на такую функцию. Потом этим простым приемом стали пользоваться многие. А теперь наступил исторический момент, когда эта идея овладела массами и стала материальной (например, военной) силой.
Массовое сознание упивается этой немудрящей игрой: такое нельзя было думать, а теперь можно. Нельзя такое вслух говорить, а мы говорим! Нельзя такое делать, а мы делаем! Нельзя, но можно! Десятки процентов респондентов в опросах (а значит, десятки миллионов людей в жизни), не смущаясь, принимают формулу: мы нарушили международное право, но поступили законно. Еще больше тех, кто это право и вспоминать не хочет. «Они» нам не указ. Будем воротить «чего хочем». А чего будем хотеть? Всего, что нельзя; всего, что не может быть.
Пора спросить: так что, эти вынесенные на поверхность, выкрикнутые тысячами Жириновских желания — это и есть истинное, главное и единственное содержание народной души? А разговоры о мире и миролюбии, о дружбе и уважении — лишь всегда мешавший и наконец-то отброшенный камуфляж, который кто-то заставлял нас носить, чтобы быть на вид, как «они», тогда как внутри мы вот какие?
Не раз и не два в нашей истории разверзалась — вот так, как сейчас, — бездна массового сознания. И кое-кто из заглядывавших в нее цепенел от ужаса. (А кто-то ликовал: наконец-то!) В такой час бессмысленно предостерегать и напоминать, какой бедой кончилось это и в прошлый, и в позапрошлый исторический раз.
Бессмысленно не только потому, что сейчас слушать не станут. Все и так это всё знают. Благодаря «подсознанию» или «заднему уму», но Жириновский, выкрикивая свое, прекрасно понимает, что он делает. И те 86 человек из каждых 100, одобряющих содеянное и подначивающих: давай еще! — все они знают, что делать это действительно нельзя.
И знают, точно знают, что придет другое время и все вернется на свои места. (Но не все вернутся.) И зло снова будет зваться злом, и ложь перестанет считаться правдой. Только вот как быть с тем, что мы наговорили, натворили… Раскаиваться мы не умеем и не хотим. Нужен тот, кто отпустит нам эти грехи, а его не видать пока; или то, что нам их спишет. Недаром это последнее — а оно называется «война» — маячит в речах и текстах.