Да, уважали. Не его лично, а страну. Право каждого быть равным среди равным. Иметь амбиции, но быть достойным.

Теперь понятно, почему этот человек не вступал ни разу в открытую дискуссию, в дебаты, внутри страны, когда были еще оппоненты?

Потому что надо уметь держать удар. Держать лицо. Держать осанку, в конце концов. Отвечать за дела. Это не тот случай, когда имеешь безнаказанную возможность осадить собеседника скабрезностью, или тычком-манипуляцией, или развалившись самодовольно, разглагольствовать перед своей верной ватной аудиторией, или вещать крымские речи перед сервильными зомби.

А эти выпускники колледжей и университетов, эти опытные жители студенческих кампусов, среди которых он оказался в Брисбене, они умеют устраивать темную. Они не добренькие, эти нелепые улыбчивые англосаксы, и скромные, лукаво потупившиеся азиаты, и такие, расплывающиеся добродушием, рахат-лукумные арабы.

Это все вежливость, великий инструмент цивилизации. Вежливость - это аккуратная демонстрация силы и уверенности, а не слабости. Тебе дается аванс. Улыбка тебе - это аванс, пространство твоей свободы в пределах правил.

Нарушил? Улыбка не исчезает. Только глаза становятся холодными, и смотрят поверх уже. Еще нарушил? Обитатели кампуса, переглянувшись и перемигнувшись, начинают бить. С улыбкой.

Улыбка - это должно останавливать, на самом деле. Это не слабость вообще-то. Наоборот.

Вот этого никак не мог понять русский хам.

Ну никак.

В девяностые России был дан огромный шанс. Аванс. Безо всяких условий, на самом деле. Войти в компанию выпускников-яппи и начать делать большие дела. И помогать, и лидировать, если получится. Безо всяких извинений за прошлое хамство и безобразия даже.

Просто - хлоп по плечу - Давай, действуй, парень. Осваивайся.

Сейчас, наверное, мало кто помнит, а молодые и не знают, какой огромный это был вздох облегчения, на весь мир тогда.

Все. История кончилась, Не будет больше войн и переделов. А какая огромная надежда была на Россию. Какая мода была на Россию, на русских!

Хам повозился, освоился, и давай бычить. Ну а что. Все ведь вокруг тупые и улыбчивые. Слабаки. Ботаны.

А потом капризничать.

Я и не заметил, честно говоря, далек был, видимо, от народа, как в нулевые возникла тема обид и несправедливостей в отношении России, как она стала модной, и появилась аксиома: Россию обидели.

В девяностые же, напротив, я видел и удивлялся, какие мощные инструменты были даны России для развития, как великодушно, но и прагматично, с расчетом на будущую отдачу, была протянута ей рука поддержки.

У нас разные глаза, получается. Мы по разному видим.

При этом я совсем не западник, и даже не ортодоксальный глобалист, просто мне казалось, что те огромные проблемы и кризисы развития, с которыми столкнулся Большой Мир, и которые не скрывал, он был намерен решить именно с помощью России.

Крутой, широко, по-русски улыбающейся России, с молодецкой осанкой и особым радушием.

Да я был уверен в этом. Видел только этот сценарий будущего.

И ведь Китай, и во многом даже Арабский Мир, ведь они пошли, так успешно, по пути интеграции и развития, и прошли за пятнадцать-двадцать лет огромный путь, и Китай даже стал лидером Большого Мира. Никто не напугался конкуренции, не попытался отнять ресурсы и все такое.

В Брисбене дружелюбие и партнерство Запада и Востока, в лице Китая, было настолько демонстративным.

Да они не расставались друг с другом, обнимались, хохотали.

Обама постоянно ходил в обнимку с каким-нибудь китайцем.

Понимаете, на уровне готовности к общему будущему, на уровне общих правил вежливости и простых ценностей, это один мир.

Никто не хочет воевать, правда. Китайцы и американцы хотят жить, есть пиццу и суши, покупать детишкам всякую смешную чепуху.

Я идеализирую? Нет. Это не идеализм, это железный прагматизм. Это то, что никак не понять, черт побери, русским, изможденным безвременьем людям, которые не верят в будущее.

Мир лучше войны. Жизнь лучше смерти. Дружба лучше вражды. Это расчет. Прагматизм. ВЫГОДА.

Так решили жесткие, прагматичные парни, выпускники университетов.

Для русских это уже не имеет значения.

Будут бить.

Были обиды и несправедливости раньше, на самом деле, не были - уже не имеет значения. Теперь будут.

Русские будут давать оборотку, сплотятся вокруг вождя?

Не верю. Нет. Не могут держать удар.

Я потому и уговаривал не бычить, что не видел и не вижу в крымнашистком легионе Путина силы, не то что правды, и так стыдно уже, тяжело, за грядущий позор.

Как и за Путина рефлекторно стыдно. Какое же это божье наказание, видеть такое, и быть причастным, так или иначе, к такому.

Особенно после надежд и горизонтов девяностых. Я не согласен сущностно с подходом, когда говорят, что народу не дали жить тогда новые мироеды и кровопийцы, это тоже пассивная позиция, взгляд на народ, как на объект, терпильца. Шанс был. У всех. Момент свободы был. Каждый мог взять свое, была бы воля и сила, смели бы и мироедов и кровопийцев, не допустили бы ни власти ментов, ни власти воров.

А за теперешней истерикой, понтами, картинными желваками крымнашиствующей толпы последует слив. Слом.

И будет еще постыдный, заполошный проамериканизм после антиамериканизма, как было уже вообще-то. И Ходорковскому с Навальным еще придется уговаривать народ не отдавать в панике Крым, чтобы не разрушились их стройные геополитические концепции.

Девяностые дали огромный шанс. Свободу. Нулевые дали огромный
шанс. Нефть. Не смогли. Не воспользовались.

Значит будет еще один десятилетний шанс. Унижение. А может быть и боль.

Потом опять зачет, экзамены. На элементарную вежливость. На умение улыбаться. Как принято в студенческом кампусе.